Возвращение мужчин и расширение мобилизации в Украине – большое интервью Подоляка

Сколько украинцев находится за границей, какие именно страны готовы вернуть военнообязанных мужчин, что такое министерство единства и не будет ли оно выполнять функции заграничного ТЦК — в интервью Новини.LIVE рассказал советник главы Офиса Президента Михаил Подоляк.

Какова реакция ОП на дискуссию вокруг Татарова?

— Я, честно говоря, не совсем понимаю, где тут должна быть реакция. Есть объемная пресс-конференция президента, где были зафиксированы очень важные вещи и относительно того, как должна быть финализирована война, и по Курской операции, и по оружию и технике, производимой в Украине.

Отдельно президент достаточно корректно говорит о тех кадровых решениях, которые он принимает в рамках своего аппарата. Он оценивает людей, работающих в его Офисе, исходя из той работы, которая ему нужна. Эффективны они или неэффективны – президент лично принимает решение. И я, честно говоря, не совсем понимаю, что еще обсуждать.

Ленту в Фейсбуке читали, там только и речи, что о Татарове. Даже мемы уже пошли.

— Это социальные сети, которые находят интересующие их вещи, обсуждают их и спекулируют на этом. Для меня немного иначе вся ситуация выглядит. Пресс-конференция президента — это принципиальные вещи: оружие, операция в Курске, как мы можем финализировать войну, можно ли вести переговоры с Россией. Это важно, и это цитируется.

Есть отдельные вопросы о работе аппарата президента. Это Офис президента, где люди готовят документы, аналитику, на основании которой Президент делает те или иные выводы. Включая господина Татарова, который достаточно эффективно модерирует сектор правоохранительных органов.

Президенту комфортно, он получает всю необходимую для его работы информацию. Все. Другое дело, когда идет вопрос, например, о политических должностях или о должностях премьер-министра, министра той или иной отрасли.

Да, здесь можно вести дискуссию, ведь есть определенный политический консенсус. Но когда идут вопросы об оценке личного аппарата, даже я не знаю, что отвечать.

Президент обнародовал много новостей. Одна из них, в частности, о транзите российского газа. Украина не будет продлевать этот контракт, однако готова транспортировать газ других стран, значит?

— Да, это может быть другой транзитный газ, который пойдет, например, из среднеазиатских стран. Сегодня Европа диверсифицировала поставки нефти и газа из России и уже не играют ту роль, которую играли 10 или даже 5 лет назад в Европе.

Более того. Напомню, что кроме газа с 1 января 2025 года прекращает работу и нефтепровод "Дружба". По нему нефть получали
Словакия, Чехия и любимая нами Венгрия. Согласно резолюции ЕС, они должны найти возможности диверсификации поставок нефти и прекратить транзит через Украину российской. То же самое касается и газа.

Но если определенная страна Европы считает нужным получать казахский газ или азербайджанский газ, мы готовы его транспортировать. Если будет соответствующая логистика, запрос, контрактность, где будет отдельно прописана транзитивная роль Украины. После этого можно говорить о транзите.

Таким образом, Россия будет терять наиболее эффективные для себя рынки. Европейский был достаточно быстрым и легким для них, маленькое плечо снабжения, и они получали большие прибыли там. На сегодня все делается для того, чтобы России в Европе не было.

Это фантастическая, я сейчас с сарказмом, фантастически стратегически продуманная операция Путина, которая привела к тому, что у него не будет никакого влияния за счет газа и нефти.

РФ теряет конкретные рынки сбыта своих продуктов и получит вместо них демпинговые, где вынуждена будет продавать энергоресурсы с большими скидками.

Перейдем к украинцам, живущим за границей. Как государству вернуть те уехавшие от войны 6 млн?

— Их, кстати, уже не 6 млн, а 7,2. Больше всего в Польше, Германии, Чехии, Словакии. Но это вопрос о психоэмоциональном восприятии своего будущего конкретными людьми. Это вопрос даже не государственного сервиса. Хотя государство тоже об этом думает. Есть президентская инициатива по отдельному министерству, которое будет заниматься проблемами реинтеграции граждан.

То есть это не заграничный ТЦК?

– Нет, нет. Это министерство, которое должно построить систему, более лояльную к людям, к их запросам, страхам, до того, как их реинтегрировать обратно в Украину.

Но возвращаться или нет – это вопрос личного выбора. Если человеку страшно, если он не совсем понимает, как должна быть финализированная война, он будет бояться.

Что видит человек? Страны Запада, например, не в полном смысле понимают, что такое Россия. Мы же слышим предложения, давайте все же договариваться или давайте оставим возможность договариваться. Оставить открытыми дверь или окошко. И мне это фантастически звучит.

То есть вы сидите за столом, там режут на ваших глазах людей, а вы такие "нет, давайте мы не позволим отразить это нападение, не дадим им оружия и возможности защищаться, потому что мы хотим позже перегрузить отношения". С кем? С теми, кто режет других людей?

Очевидно, вы имеете в виду, в том числе, запрет на удары по российским аэродромам западными ракетами?

— Я вернусь к началу нашего разговора, сердцевина конференции Президента. На сегодня наиболее важной задачей для Украины является выживание. А для этого нужны подходящие инструменты. Для нас важно, чтобы наши партнеры наконец-то осознали, что нельзя толерантно относиться к стране, которая обнулила твои правила.

Поэтому мы настаиваем, что война такого масштаба должна быть закончена справедливо. Это значит, что мы должны вернуться к международному праву, чтобы Россия понесла ответственность за все преступления. И для этого нам нужно оружие.

Россия атакует гражданское население, критическую инфраструктуру, а нам просто не хватает противоракетной обороны. Или вы даете нам противоракетную оборону Мы понимаем, что очень круто держать ее на складе. Она выполняет определенные миссии.

До сих пор держат на складах и не дают нам?

— Конечно, ее много. Ощущение, если у тебя стоит на складе противоракетная система, тебе как-то спокойнее, потому что ты знаешь, что на тебя ракета не полетит. Да и зачем ждать, если можно уничтожить того единственного, кто эту ракету может отправить.

Так вот, есть суверенное юридическое пространство Украины, есть правительство Украины, есть Президент, которые говорят: давайте вместе построим систему, как на Ближнем Востоке. Вы сможете использовать свою систему, стоящую на вашей территории, и сбивать ракеты. Это пассивная защита. По гуманистическим соображениям вы защищаете гражданское население.

В рамках международного права это не преступление, не является эскалацией и не является началом войны с Российской Федерацией. И так после двух с половиною лет войны очевидно, что с Россией можно воевать, ее можно побеждать и Россия не является страной, которую нужно обязательно бояться.

Она просто использует геноцидные практики для устрашения. И это тоже опосредованное влияние на украинцев за границей.

Кстати, мониторинговая миссия ООН, не очень четко понимающая, чем отличается война от мира, написала очень и очень конкретное заключение. 95% военных и гражданских, которых Россия берет в плен, проходят через жестокие пытки.

Наши люди тоже это видят и хотят уехать еще дальше от России.

Президент еще говорит, что Украина хотела бы вернуть военнообязанных мужчин. Возможно ли это и какие страны готовы нам помочь?

— Польша готова помочь. Она даже начала рекрутинговый проект, в рамках которого возможен добровольный возврат. Мы не можем возвращать их принудительно из-за четких законодательств других стран. Человек может обратиться с просьбой об убежище или иначе легализироваться на территории другой страны. Никто принудительно отправлять их на войну не будет.

Украинцы добровольно возвращаются через центры рекрутинга в Польше?

— Да, но это процесс, он должен набрать обороты. Это уже хорошо, что есть такие площадки, через которые можно вернуться легально. Не все же уехали законно, особенно в начале войны. И поскольку после нас произошли определенные изменения законодательства относительно регуляции мобилизационных процессов в Украине. Поэтому да, многим предстоит пройти через легализацию.

Кто-то будет легализоваться, а другой заплатит условно 20-15 тысяч долларов и без проблем себе въедет после окончания войны.

— Возможно, я не готов говорить об этом, потому что затрагиваете крайне сложную тему. Страна до сих пор, я буду откровенна, толерантно на разных уровнях относится к коррупционным проявлениям. Если есть непрозрачная система административных отношений, тогда кто-нибудь на любой должности может воспользоваться своими административными возможностями, чтобы заработать деньги. Это топ-коррупция.

Но я говорю о толерантном отношении к коррупции общества. Как относится семья или друзья тех, кто получил незаконную прибыль, пользуясь своим административным положением или должностью?

Я уверена, что отлично.

– Вы ответили на то, что я говорю. У нас общество терпимо относится к коррупции. Они считают, что это круто. Они же не говорят мужу или сыну или дочери — зачем ты это делаешь? В этом и проблема.

То есть украинцы сами терпят коррупцию и сами предлагают 20 тысяч долларов?

– Безусловно. Есть два уровня, когда мы говорим о коррупции. Первый – это внедрение служебного положения для монетизации собственных административных возможностей. И здесь я всегда выступаю за максимальную компактность государства, чтобы уменьшать регламентные возможности для чиновника монетизировать что-то.

И здесь, кстати, мне очень нравится проект Федорова. Чем больше сервисных функций государства, которые можно выполнять без присутствия чиновника, тем меньше тех, кому дать взятку.

Более компактное и прозрачное государство, меньше административных функций, меньше номенклатуры, чиновников — меньше возможностей монетизации.

Это первая составляющая. Вторая — это правоохранительная система. Она тоже должна быть независимой, не реагировать на предложения взять какую-то взятку.

Чтобы не реагировать на это, они должны знать, что понесут реальную ответственность за свои поступки?

— Да, вы совершенно правы, но сейчас не будем разбирать это. Подразумевается первое, второе и третье. Нельзя говорить, что я против коррупции в опросе, а самому искать возможность заплатить определенную сумму для выезда или въезда или легализации. Я и об этом человеке, и об его окружении. Это три уровня, которые должны работать.

Хотелось бы обсудить мобилизацию в Украине. Довольны ли в ОП ее нынешними темпами и есть ли планы расширить ее в связи с нашими спецоперациями на Курщине в том числе?

— Не Офис Президента должен быть доволен или не доволен, а, прежде всего, Генеральный штаб и Министерство обороны. Мне кажется, что смотрится все гораздо лучше с точки зрения организации процесса. Это не означает, что процесс идеален или что все проблемные вопросы решены. Но более или менее понятно, на что обратить внимание.

Это уже позволяет, как сказал Президент, приступать к осторожным ротациям.

Но о демобилизации речь не идет?

— Это вопрос к Генеральному штабу. Не готов комментировать то, что не в моей компетенции. Понятно, на какой платформе должны проходить процессы мобилизации, более четко прописаны процессы тренинга, социальных гарантий, которые должны получить военнослужащие.

Нуждается ли в каком-то расширении процесс мобилизации? Не очень уверен в этом, ведь у нас максимально четко прописано, какое количество людей примет участие в Курской операции.

В общем, у нас и так большая линия фронта и так много людей задействованы в тех или иных операциях. Курская выполняется силами, которые работают на этом направлении. Мы же не взяли, как некоторые думают, людей, например, из Донецкого направления и отправили их в Курск. Нет, они в этом направлении и работают. Это Харьковщина, Сумская область.

Все о новых украинских ракетах и первых целях, которые они должны поразить на территории врага, — читайте в интервью Михаила Подоляка во второй части.