Россия не смогла сломать Азов, — интервью Юлии Федосюк

Почему РФ отказывается обменивать "азовцев", сколько бойцов Мариупольского гарнизона удерживает в плену и когда на фронт вернулся командир бригады "Азов" Денис Прокопенко — в интервью Новини.LIVE рассказала Юлия Федосюк, заместитель главы Ассоциации семей защитников "Азовстали".

Еженедельно родственники военнопленных защитников Мариуполя собирают сотни людей на акциях памяти. Они помогают в освобождении ребят?

— На первую акцию, которая прошла возле КГГА, пришло 50 человек. Это были, собственно, родственники, неравнодушные к "Азову" люди, бывшие азовцы, азовцы на реабилитации. Но каждое воскресенье эти митинги разрастались и разрастались.

Наша цель – постоянно держать напряжение вокруг этого вопроса и информационно вовлекать как можно больше людей.

Помогают ли эти акции в освобождении военнопленных — очень трудно измерить. Также очень трудно сказать, что помогло вернуть военнопленных командиров в Украину. Я думаю, что все действия важны. Это как большой костер, куда каждый может принести небольшое количество дров.

Сколько именно защитников Мариуполя находится в плену РФ?

— Если говорим о Мариупольском гарнизоне, то 1700, из них 900 — из "Азова". Последних почти не возвращают.

"Азов" очень символичен для России. Российская пропаганда атакует его со всех сторон с 2014 года. Для них он является особым подразделением. Это ведь мотивированные добровольцы, с которыми Россия не может ни договориться, ни сломать. Поэтому цена, так сказать, в обменах азовцев, очень высока.

Россияне могут просить за них своих высоких военных. К примеру, пилотов с хорошей квалификацией.

В этом ключе данные акции не вредят процессу обмена?

— Мы тоже сперва думали, что могут вредить. Но сейчас наоборот создается впечатление, что нужно все же напоминать, особенно на международной арене. Нам важно объединить международное сообщество, которое могло бы создать определенную коалицию, которая, возможно, помогла бы нам надавить на Москву и освободить Мариупольский гарнизон.

Поэтому сейчас у нас политика мудрой огласки. Но мы не обвиняем государство, понимаем, что оно делает все, что в его силах. Главной проблемой является Российская Федерация, не соблюдающая Женевские конвенции и договоренности.

Мариупольский гарнизон выходил в плен при особых обстоятельствах. Они не поднимали белый флаг. Это была договоренность и приказ Генштаба с нашей стороны. Трудные переговоры, закончившиеся серьезной договоренностью с РФ.

По ним наших бойцов должны были обменять в течение 3-4 месяцев?

– Да, причем в определенной последовательности. Сначала тяжело раненых, потом женщин, легко раненых, потом рядовой состав и в конце должны были обменять командиров.

Однако возникали постоянные проблемы со списками. Кого-то россияне не хотели отдавать, а сейчас вообще никого не отдают. Да и о чем с ними можно говорить после теракта в Оленовке?

К месту преступления до сих пор не допущены ни независимые журналисты, ни Красный крест, ни миссия ООН, которую создали под этот теракт и которую, кстати, потом закрыли. В Оленовке побывали только российские журналисты, снявшие несколько сюжетов.

Я общалась со многими людьми, которые выжили и позже были обменяны. Все говорят о том, что взрыв был изнутри. А это военные, они отлично знают, что такое прилет, как он звучит, а что такое взрыв изнутри. И кстати, вертухаи (охранники) покинули этот барак перед этим взрывом.

Уже после него в колонию не допускали медиков около 3-4 часов, из-за чего многие умерли от потери крови.

В общей сложности около 53 человек погибли, более ста получили тяжелые ранения и многие из них не обменены до сих пор. Кстати, и это тоже очередное нарушение Женевских конвенций. Ведь раненых людей обменивают одними из первых.

До Оленовки еще была надежда, что Россия выполнит взятые на себя договоренности и обменяет всех 1900 человек в течение 3-4 месяцев.

Как мы уже потом узнали, многих азовцев пытали. Особенно в колониях. Например, в том же Таганроге, где творится настоящий ужас и ад.

То есть самые ужасные колонии – это Донецк, Таганрог, Горловка?

— Да, их три, но я не хочу обесценивать ребят, которые сидят или сидели в других городах. Думаю, плохо повсюду. Просто в Таганроге находится очень много людей, поэтому у меня оттуда больше информации.

Ребята, которые вернулись, рассказывают ужасные вещи. Например, как наши сдают наших же за конфету или сигарету. Взамен россияне требуют от них рассказывать, что именно украинские военные стреляли по жилым домам в Мариуполе.

— Войско, как и общество, не монолитное, а очень разное. Туда идут разные люди по разным причинам. Не осуждаю и не даю рекомендаций, как пленнику вести себя в плену, потому что я там не была.

Могу сказать, что именно в "Азове" таких ситуаций меньше по сравнению с другими подразделениями, вероятно, из-за особой внутренней этики, по-видимому, побратимство готовят к разным ситуациям.

Украинский журналист Дмитрий Гордон сказал, что бизнесмен Ринат Ахметов поддерживает родственников защитников Мариуполя. А как это происходит?

— У него есть фонд "Сердце из стали", с которым мы сотрудничаем. Этот фонд поддерживает семьи погибших, пленников, поддерживает отдельные наши инициативы, отдельные поездки. То есть да, он финансирует их и помогает.

Мы общаемся исключительно с представителями фонда.

Иногда родственники военнопленных рассказывают, что украинские власти не всех включают в обмен, а в первую очередь тех, у кого очень плохое состояние здоровья. А если, условно, пленник без анорексии, зубы на местах, то может потерпеть.

— Думаю, это уже фантазия людей, уставших эмоционально и психологически. И я их могу понять, потому что почти 2 года этого ужасного ожидания – это ужасно. Но это неправда, как минимум потому, что откуда украинским властям знать, в каком состоянии тот или иной пленный? К ним никого не допускают и у нас нет никакой информации оттуда, никаких писем и телефонных звонков.

Список уже давно сформирован, и он не меняется. Двигаемся по нему. Иногда подают, например, 50 человек на обмен, а россияне вычеркивают из него 10. И никогда не объясняют, почему так.

Большинство обмененных азовцев возвращаются обратно в бригаду, которая, кстати, сейчас находится на самом нуле.

— Да, реабилитируются и возвращаются в строй. Мой муж вернулся, Денис Прокопенко вернулся на фронт практически сразу после возвращения в Киев.

Кстати, а Красный крест, ООН как-то вкладываются в обмен Мариупольского гарнизона?

– Нет. Более того, когда они вышли в плен, единственной задачей Красного креста было составить список всех пленников. Моего мужа в списках не было, и я лично вносила его данные в офисе Красного Креста уже в Киеве. В этих списках не было даже Дениса Прокопенко, командира "Азова".

Они вообще удивительно работают. Мы обращались к разным ступеням их руководства. И это какой-то бюрократический монстр, который не может адаптироваться под реалии. Они освоили большие бюджеты и стали витринной организацией.

К примеру, они так и не пообщались с ребятами, которые выжили во время теракта в Оленовке и были позже обменены. А ведь они обладают фактами, которыми могут поделиться, описать тела, которые можно вернуть. Для меня это просто снятие ответственности с себя.

Ваш супруг Арсений Федосюк был в плену у россиян семь месяцев. Каким он оттуда вернулся?

— Очень похудел. Он человек, участвовавший в городских боях. На "Азовстале" у них не было ни еды, ни воды, ни сна, а лишь бесконечные бомбардировки. И когда я встретила его в больнице в Сумах — не узнала. Это был скелет, обтянутый кожей. Хромал, потому что ему отбили одну ногу и она была сплошной гематомой.

У них же такая техника есть, когда одновременно бьют в три разные точки: по ноге, в шею и в руку. Это может быть 100-200 ударов, пока не скажешь что-нибудь, что они хотят услышать.

А что они хотят услышать?

— Арсения спрашивали, кто разбомбил Мариупольский театр. И это при том, что у "Азова" никогда в жизни не было авиации и вообще у них к тому времени уже БК заканчивался. Или вопрос — а сколько ты детей убил? То есть абсолютно абсурдные. Тем не менее, их постоянно задают по кругу, и при этом его не снимали на видео.

Пожалуй, в какой-то момент он на себя что-то брал, потому что невозможно все это терпеть. Также часто применяли электрошокеры, и это тоже достаточно специфический вид боли. Арсений частенько терял сознание во время этих допросов.

Кроме физических пыток, это еще постоянное психологическое давление. В этих камерах строгий режим. Это значит, что ты должен ходить с поднятыми руками, часами стоять в очень неудобных позах.

Если падаешь — тебя бьют и ты должен опять подняться. Нельзя лежать, сидеть только на неудобной скамейке, нельзя смотреть в окно, разговаривать, ходить в туалет после 21:00.

Еду следует съесть всю в определенный момент, нельзя ее растягивать. Все это называется специальная дисциплина, которая имеет целью сломить человека, чтобы ты почувствовал себя ничем и низшим сортом.

Поэтому Арсений после плена выглядел ужасно, и единственное, что его украшало, это радость от возвращения домой. Он не верил, что это произошло.

Сколько времени он был на реабилитации и не просили ли вы остаться с вами в гражданской жизни?

— Он реабилитировался примерно 9 месяцев. Но в это время мы еще работали, ездили в США, где рассказывали и о его опыте как пленника, и других, кто еще там.

Нет, у меня не было мысли просить его остаться. Мы с ним разделяем, пожалуй, одинаковые ценности, и я вышла за него именно потому, что он такой.

Я уже знала его как военного. И, собственно, пожалуй, больше всего в нем ценю и уважаю это стремление к сопротивлению, борьбу до конца, несмотря на все ужасы.

Эта сила — она меня больше всего поражает и поражает заново. Когда он был в Мариуполе, я была в шоке от того, как он все это переносит. Он не впадал в депрессивные состояния, был достаточно стабилен и воевал до конца.

После плена я допускала, что он может не захотеть служить. Но он сказал, что хочет обратно и именно в боевое подразделение. Не хотел, чтобы его последнее слово в войне было плен. Хотел взять реванш. Теперь он командир снайперской группы.

Какие у вас отношения с Екатериной Прокопенко и другими супругами азовцев?

— 95% времени мы говорим об "Азове", о пленных, какие подразделения и чем нужно обеспечить, как работать с российской пропагандой. У меня в окружении нет людей, которые не служили бы в "Азове", не были бы женами азовцев или даже в волонтерских инициативах. Недавно для одного дела мне нужен был человек вне контекста "Азова", и я просто не смогла его найти.

И Денис, и Екатерина — люди очень преданные своему делу, и фактически оно одно имеет для них значение.

Быть полезным, принести себя на алтарь этого дела. Все это видят в Денисе, как он показал себя в Мариуполе. Это человек, живущий для "Азова", и это для него реально смысл жизни.

Кстати, "Азов" хорошо обеспечен?

— Нет, к сожалению. Бригада еще не получает западное обеспечение, так как это получают другие. К сожалению, до сих пор еще с 2015 года действует определенный документ из США, который не позволяет "Азову" получать западное обеспечение. Он называется Appropriation Bill (законопроект об ассигнованиях), туда в 2015 году внесли Azov Battalion (батальон "Азов"). Ежегодно за него проходит голосование. К сожалению, на тот момент государство в защиту не стало. А сегодня очень сложно вычеркнуть его оттуда. Однако мы работаем над этим, в частности помогают и представители МИД Украины.

А пока да, к сожалению, часто наши бойцы не могут получать то, чего заслуживают. И это очень удивительно. Мы воюем украинским оружием или которое нам купили. Условного "леопарда", "бредли" или "хаймарса" у "Азова" нет.

То есть, по сути, эта российская пропаганда, годами изображавшая из "Азова" неонацистов, работает до сих пор?

— По сути, да. Кстати, группа украинских волонтеров создали сайт "Азов Контра Фейк", где опровергли пропагандистские фейки об "Азове", и кстати, он очень хорошо помогает это делать.